Я и Ты - Мартин Бубер
Все, что принадлежит дереву: его форма и его механические свойства, его взаимодействие со стихиями и с небесными светилами, – остается при нем в целостном единстве.
Дерево – это не мое впечатление, не игра моего воображения, не плод моего настроения – оно предстает передо мной телесно, оно влияет на меня так же, как я на него, но только по-другому.
Нельзя пытаться лишить жизненной силы смысл отношения: отношение по своей природе взаимно.
Так не может ли дерево обладать сознанием, подобным нашему? Я не могу показать это опытом. Вы снова хотите, уверовав в удачу, разложить неразложимое? Передо мной стоит не душа дерева, не дриада, а именно само дерево.
Если я стою перед человеком и воспринимаю его, как мое Ты, обращаю к нему основное слово Я – Ты, то он, этот человек, не является вещью среди других вещей, и он не состоит из вещей.
Он не является ни Он, ни Она, он не отграничен от других Он и Она; он не является фиксированной точкой пространственно-временной сети; Ты не есть поддающееся опытному исследованию и доступное описанию свойство, это не рыхлый пучок имеющих названия признаков. Он не граничит ни с чем, он есть полностью Ты и заполняет собой весь небесный круг. Дело, однако, не в том, что, кроме него, ничего не существует; нет, но все другое живет в его свете.
Мелодия не состоит из тонов, стихотворение не состоит из слов, скульптура не состоит из линий; для того чтобы превратить единство каждого из этих предметов во множественность, придется растащить их и разорвать на части; так же обстоит дело и с человеком, которому я говорю Ты. Я могу отнять у него оттенок его волос, оттенок его речи, оттенок его доброты; мне придется делать это снова и снова, но от этого он перестанет быть Ты.
Не молитва совершается во времени, а время в молитве, не жертва совершается в пространстве, а пространство в жертве, и тот, кто опрокидывает это отношение, уничтожает действительность; так и человека, которому я говорю Ты, не обнаруживаю я в каком-либо Когда и Где. Я могу переместить его туда, и мне придется делать это снова и снова, но только в образе Он, или Она, или Оно, но это уже не будет мое Ты.
Пока надо мной простирается небо Ты, ветры причинности стихают у моих ступней и истощаются водовороты судьбы.
Я не познаю в опыте человека, которому говорю Ты. Однако я состою с ним в отношении внутри священного основного слова. Только выходя из него, я снова могу познавать его в опыте. Приобретение опыта возможно лишь на удалении от Ты.
Отношение может сохраняться, даже если человек, которому я говорю Ты, не воспринимает его, погруженный в свой опыт. Ибо Ты есть нечто большее, чем осведомленность Оно. Ты делает нечто большее, чем знает Оно. Сюда не проникает обман: здесь колыбель настоящей жизни.
Это вечный источник искусства – когда перед человеком предстает образ, желающий через этого человека стать произведением. Оно не есть порождение души – оно проявление представшего образа, и это проявление требует от человека действительного мастерства. Это зависит от деяния человека: исполнит ли он это деяние, обратит ли от всего своего существа основное слово к проступающему образу, – и если он это сделает, то польется из источника творящая сила, возникнет произведение.
Деяние предполагает жертву и риск. Жертва: безграничная возможность, принесенная на алтарь образа; все, что до этого играючи пересекало перспективу, должно быть отброшено, ибо ничто постороннее не смеет проникать в произведение. Риск: основное слово может быть произнесено только и исключительно целостным существом; тот, кто отдает себя, не смеет ничего удерживать для себя; произведение не потерпит, чтобы я – в отличие от дерева и человека – предался успокоению и безмятежности мира Оно: если я не буду ревностно ему служить, оно разрушится или разрушит меня.
Я не могу ни исследовать опытом, ни описать представший передо мной образ – я могу лишь воплотить его. Но я смотрю на него в блеске сияния более яркого, чем все сияние доступного чувственному опыту мира. Не как на вещь среди «внутренних» вещей, не как на абрис моего воображения, а как на нечто существующее в реальности здесь и сейчас. При попытке исследовать образ на предмет физического существования выяснится, что он «отсутствует», но что может быть более неколебимым, нежели его существование здесь и сейчас? И это реальное отношение, в котором я с ним состою; произведение воздействует на меня, а я – на него.
Творение есть исчерпание, изобретение есть обнаружение. Создание формы есть ее открытие. Воплощая, я раскрываю. Я перевожу образ в мир Оно. Законченное произведение есть вещь среди вещей, есть сумма доступных исследованию и описанию свойств. Но для созерцающего и чувствующего оно раз за разом предстает во плоти и крови.
– Что узнают в опыте о Ты?
– Ровно ничего. Ибо Ты невозможно познать в опыте.
– Что знают о Ты?
– Только всё. Ибо о нем не знают ничего единичного.
Ты сталкивается со мной по своему произволу и милости – его невозможно отыскать по желанию. Но то, что я обращаю к нему основное слово, есть деяние моего существа, мое сущностное деяние.
Ты встречает меня по своей воле. Но именно я вступаю с ним в непосредственное отношение. Это одновременно отношение выбранного и выбирающего, страдающего и действующего. Следовательно, действие всего существа как уничтожение всех частных действий, а таким образом, и всех, основанных на ограниченности восприятий частных действий, можно уподобить страданию.
Основное слово Я – Ты может быть высказано только целостным существом. Собранность и слияние в цельное существо невозможны через меня и невозможны без меня. Я становлюсь Ты; я говорю Ты, становясь Я.
Любая настоящая жизнь есть встреча.
Отношение к Ты непосредственно. Между Я и Ты нет ничего абстрактного, нет никаких предварительных знаний и фантазий; преображается и сама память, проваливаясь из частностей во всеобщность. Между Я и Ты нет никакой цели, никакого вожделения и никакой антиципации; самое страстное устремление преображается, вырываясь из мечты в действительность. Всякое средство есть препятствие. Встреча происходит только там, где распадается любое средство.
Перед непосредственностью отношения всякое опосредующее становится ничтожным. Не имеет значения,
